Алан бросил на Ральфа гневный взгляд и выскочил из таверны, оставив всех в полнейшей тишине.
Чиновник магистрата говорил торжественно и быстро, пока Эмма и Алан стояли рядом, пытаясь сосредоточиться на словах и не обращать внимания на напряжение, электризующее атмосферу между ними.
Эмме с трудом удавалось совершать глотательные движения из-за комка в горле, но она понимала, что выйти из себя на людях — только упасть в глазах окружающих, которые и без того невысокого мнения о ней.
Господи, Алан явно провел последние часы в какой-нибудь таверне. От него несло кислым элем, виски и табаком. Он даже не потрудился переодеться. Он стоял, слегка покачиваясь, и бормотал слова брачного обета так, что никто, кроме него самого, не мог их разобрать.
Так почему же она терпит все это?
Алан прилагал невероятные усилия к тому, чтобы сфокусировать взгляд на строгом чиновнике и сосредоточиться на его словах. Однако глаза его то и дело возвращались к женщине слева от него. Эмма ни разу не взглянула на него, тогда как он просто не мог оторвать от нее взгляда. Куда девалась невзрачная старая дева, прятавшаяся за толстыми линзами очков?
Он заранее отрепетировал извинение, не сомневаясь, что она отвергнет и его извинения, и его самого. Она отказалась видеть его, когда он пришел в магистрат, лишь сказав отцу: «Давайте покончим с этим».
Прекрасно. Так тому и быть. Не дала ему возможности солгать и почувствовать себя не таким ослом, каким он выставил себя.
Он всячески распалял свой сарказм и злость, но, едва только увидел ее, входящую в комнату в простом, но очень красивом свадебном платье, вся его заранее установленная линия обороны рассыпалась. Ее волосы были массой пышных, ниспадающих каскадом красновато-каштановых локонов, которые обрамляли гладкое, как фарфор, лицо. Она шла за руку со своим сыном, который сейчас стоял рядом с ней и с надеждой поглядывал на Алана большими зелеными глазенками.
— Мистер Шеридан.
Он заставил себя поднять глаза на главу магистрата.
— Я спросил, сэр, берете ли вы эту женщину…
— Конечно, беру, иначе я бы тут не стоял.
Ральф прочистил горло.
Эмма с каменным лицом смотрела прямо перед собой.
Сэр Хиггинс выпятил губы и перевел взгляд с одного на другого.
— Мисс Кортни, берете ли вы этого мужчину себе в законные супруги?
Молчание.
Кто-то снова прокашлялся — без сомнения, Ральф пытается сдержать смех. Секунды шли, и становилось все очевиднее, что Эмма пересматривает свое решение.
«Вот оно, начинается, — подумал Алан. — Конечно, мог бы догадаться. Я унизил ее, теперь пришел ее черед. Сейчас она объявит, что скорее в аду замерзнет, чем обменяется супружескими обетами с этим ублюдком».
Хью поднял глаза на мать и потянул ее за юбку.
— Пожалуйста, мамочка, — прошептал он.
— Да, — сказала она тихо. — Беру.
Закрыв глаза, Алан медленно выдохнул, только сейчас осознав, что все это время не дышал.
Было произнесено еще несколько монотонных фраз, за которыми последовал неловкий момент, когда чиновник попросил кольцо невесты.
— Я… — Чувствуя, как лицо его похолодело, а потом запылало, он пробежал руками по жилету, сунул руки в карманы куртки, потом опустил их и стиснул в кулаки. — У меня его нет, — признался он.
— Ясно… Тогда объявляю вас мужем и женой. Мистер Шеридан, можете поцеловать свою жену.
Алан уставился на него и не шелохнулся.
— Сэр, вы могли бы сделать, по крайней мере, это, — подчеркнул чиновник с явным неодобрением и раздражением.
Алан скованно повернулся к ней, и она сделала то же самое, предпочитая, однако, смотреть на его рубашку, а не встречаться с его виноватым взглядом. Он неуклюже взял ее за плечи и вгляделся в лицо. Она не подняла головы и не предложила ни малейшего поощрения.
— Эмма, — произнес он тихо и несколько неуверенно, впервые назвав ее по имени. Потом нежно поймал ее подбородок кончиком пальца и приподнял ее лицо. — Прости, — прошептал он в холодные глаза и наклонился к ней.
Эмма отвернулась, и его губы скользнули по мраморной щеке.
Дело сделано.
Эмма и Алан находились в кабинете директора магистрата: она стояла у окна, а Алан метался по комнате, как тигр в клетке.
— Какая тут холодина, — пробормотал он.
Эмма поежилась, но это не имело отношения к холоду. Боль обручем сковала сердце, и было почти невозможно дышать.
Алан слегка коснулся ее плеча.
Эмма подскочила и обернулась. Он не сводил с нее глаз, словно пытаясь загипнотизировать.
— На улице холодно, — сказал он и потянулся, чтобы закрыть окно. — Ты простудишься.
Эмма отошла в сторону.
— Тогда вы станете очень богатым вдовцом, не так ли, мистер Шеридан?
— Мне кажется, мы уже прошли стадию мистера и миссис, разве нет?
— Как ты смеешь? — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Как ты смеешь делать вид, что все идет прекрасно?
— Я не хотел…
— Полагаю, тебе все равно, что ты унизил меня.
— У нас будет масса времени, чтобы обсудить это позже…
— Я не желаю обсуждать это позже! Я хочу обсудить это сейчас!
— Бога ради, у тебя же истерика, — отрезал он.
Шагнув к нему так, что ее грудь прижалась к его груди, а голова откинулась назад, она холодно произнесла:
— Сегодня день моей свадьбы, сэр. У меня есть полное право на истерику. Еще у меня есть полное право узнать радость и восторг начала новой жизни для себя и своего сына. У меня есть право наслаждаться букетами, конфетами и любовными стихами. У меня есть право окружить себя любящей семьей и друзьями, которые бы брались за руки и хором желали мне счастья. И, конечно, у меня есть право обнимать мужа, которому я не безразлична. — Затем, не выдержав, Эмма срывающимся голосом закричала: — Если ты не заметил, будь ты проклят, ничего этого у меня не было, и я ненавижу тебя за это! Ты меня понимаешь? Ненавижу!